Черри-Черри…Черристер. Бедное дитя. Недостойная, сплошное разочарование.
Черри-Черри…Бесчувственное, холодное оружие в руках Богини Жестокости.
Черри-Черри…ЧЕРРИСТЕР! Где ты?
Ее не любили. Или на нее просто не хватило любви. Хэх, уже неважно. Столько времени утекло с тех дней, когда ей вслед кричали ужасные слова, отрекаясь от нее в порыве гнева. Виной тому была бедность семьи Черри, плачевное положение на ферме, которую тащила на себе больная мать, в то время как отец воевал за старую гвардию, а потом, вместе с повстанцами, против Богов.
Порой Черристер жалела, что не родилась буйволом, чтобы вспахивать землю и приносить хоть немного пользы. Все, что она делала — обесценивалось. Помощь мелкой девчонки всегда оказывалась мизерной.
Заслужить любовь. Она должна была ее заслужить. Черри поняла это довольно-таки рано, но к тому времени она уже знала, что всегда останется недостойной в глазах матери.
Когда младший брат скончался от голода, тогда Черристер поняла, что осталась одна. Набивая желудок землей с корешками, она дотянула до оттепели, когда лес около родной деревни вновь окрасился в зеленый.
Больше никто не радовался приходу весны. Деревня была пустой. Пустее ее желудка. Они все бросили ее.
Отец, хромой и знатно поседевший, не узнал в грязной кучке лохмотья, передвигающейся на тонких ножках, свою дочь. Ее огромные безжизненные глаза наполнились слезами, когда он повернулся к ней спиной, чтобы не видеть то, во что она превратилась, и двинулся прочь, не проронив ни слова.
Неужели он винил ее в смерти матери и братьев?
Черристер нашла новый дом в храме неизвестной богини. Какая ей была разница?
Все отвернулись от нее. В Черри не осталось и крупицы любви, даже к себе. Безразличие. Лишь бы поесть и поспать. Спать хотелось больше чем жить.
Инквизиторы и сама Богиня Жестокости наделили ее существование новым смыслом.
Дали цель, скрепив ее расшатанную душу железными плетениями, пронизывающими ее дряхлое сердце.
С каждым актом жестокости, который она совершала во имя своей Богини, её нутро становилось всё более тёмным, как если бы сама тьма впитывала его. Вначале она испытывала чувство освобождения, когда подавляла своих выдуманных обидчиков, считая, что, отдавая себя служению, она находила свое предназначение. Но вскоре эта илюзия начала разрушаться.
Черри осознала, что, разжигая вокруг себя ненависть, сама стала жертвой. С каждым приказом Богини и каждым кровопролитием в ее честь, становилось все труднее отделять своих от чужих — враги и союзники, жертвы и охотники — все сливались в одно общее представление об ужасе. Все становилось серым пятном человеческой трагедии. Её рассудок терял грань между местью и просто безумной потребностью в страданиях.
Каждый крик и слезы, которые она слышала, глубже запечатлевались в её сознании. Это становилось невыносимым. Она стала одержима идеей сеять боль, и вскоре её жажда мести стала местью самой себе.
В конце концов, она поняла, что её собственная сущность растворяется в мраке. Это привело Черри в состояние безумия. Стремясь создать наилучший мир, в котором другие мучились бы так же, как когда-то мучилась она, Черристер перестала различать между «добром» и «злом», а те, кто был близок ей, тоже превратились в жертвы её ненависти.
Таким образом, само служение Жестокости превратилось в петлю, из которой не было выхода.