Изолятор @Макс Вирт
Изолятор (Континент-Тюрьма, «Стальная Утроба»)
Обстановка и погода: Искусственный ландшафт, созданный для одного — содержания и подавления. Бескрайние однообразные равнины, разбитые на секторы многометровыми стенами Периметра. Над всей территорией — колоссальный энергетический купол, создающий эффект «вечного пасмурного дня» и глушащий любые сигналы. Погоды нет — есть лишь периодическая «техногенная роса» (конденсат с купола) и вибрация от работы рудников в недрах.
Настроение населения (заключённых): Спектр от животного страха до звериной злобы, приправленный полной безнадёгностью. Здесь нет места сложным эмоциям. Доминирует тупой, ежесекундный ужас перед системой и Майором. Даже банды внутри зоны живут не по законам воли, а по законам крысиных нор, стараясь быть как можно незаметнее для всевидящих очей автоматических турелей.
Запахи: Металлическая пыль, запах смазки для гигантских механизмов, озон от силовых полей и сладковатый (от частого применения) запах психо-стабилизирующего газа, который периодически распыляют в атмосферу для подавления бунтов. Запах человечества здесь полностью стёрт химией и железом.
Политика и веяния: Единственная политика — воля Майора. Он — абсолютный монарх. Его «веяния» — это приказы, транслируемые через репродукторы. Среди заключённых ходят лишь два «веяния»: причудливые религиозные культы, обожествляющие какой-нибудь сломанный вентилятор, и мифы о «наружной жизни», которые с каждым годом становятся всё более сказочными и нереальными.
Порядок и законы: Единый Пенитенциарный Устав Изолятора. Он прост: работай, ешь, спи в назначенном месте. Любое отклонение — от мелкой провинности до попытки бунта — карается немедленным и несоразмерно жестоким ответом систем: от выжигания нейронов микроволновым излучением до расщепления молекулярными дисрапторами на глазах у других. Закон здесь — это предсказуемость машины для уничтожения неповиновения.
Что выделяет: Абсолютный, доведённый до технологического совершенства тоталитаризм. Это не хаос и не деспотия людей, а холодный, бездушный порядок машины. Здесь разбиваются не только тела, но и сама идея свободы. Это памятник контролю, где каждый житель — лишь ресурс с номером, а надзиратель — безликий голос из репродуктора.
